По
воспоминаниям Фирсова, школьные учителя 1930–1940-х годов отдавали предпочтение
образованию перед воспитанием. Некоторые старались тщательно скрывать свои
политические воззрения. Так, учитель литературы минимизировал (насколько это
было возможно) контакт учеников с советской литературой, отдавая предпочтения классике.
Упор на просвещение и общность (пост-)блокадной судьбы создавали особый союз
учителей и учеников. Первые прощали шалости вторых. Те, в свою очередь,
отвечали взаимностью в деле упорного освоения учебных материалов:
Не знаю, насколько сознательным был этот выбор [учителей в сторону просвещения, а не воспитания – прим. ред.], но он наличествовал, загоняя в дальний угол педагогического процесса назойливую дидактику и пропаганду. Я знаю, что в конце периода советской истории многие ученики стали школу «терпеть», с трудом досиживая на школьных партах в ожидании аттестата зрелости. Взрослые и дети, учителя и ученики образовали два противостоящих лагеря. Амбиции первых вызывали волны детского сопротивления; союзники в послевоенные годы, в конце советской истории, они стали, по существу, противоборствующими сторонами.
Борис
Фирсов учился прилежно, поскольку родительский дом воспитал его в нем неуемную
тягу к знаниям. Об этом, в частности, свидетельствуют публикуемые материалы в
разделе «Документы». Показательно также письмо матери в 1940-х годах, в котором
сын иронически просит её утвердить сочинение по творчеству Н. В. Гоголя:
Многоуважаемая
Лидия Ефимовна,
Повергаю <…>
на милостивое и справедливое рассмотрение плоды моих трудов – результаты
бессонных ночей и упорной работы над книгами: сочинение по творчеству Гоголя. Прежде
чем решиться подать его педагогу, я рискнул отдать мои писульки показать
справедливому и строгому судье, а именно Вам, глубокопочитаемая мамаша. Но
прежде чем приступить к критике начинающего писателя Вам, с целью задобрить
Вас, оставлен ужин из картошки, хлеба, варенья, кипяченой воды <…> и в
обязательном порядке сливочное масло (говорят, от него все критики добреют).
При
этом Фирсов-младший в мире школы сочетал в себе два противоречащих амплуа –
отличника с двойками по поведению в дневнике. Их он получал за разные
«художества», самые безобидные из которых были в сговоре манкировать последний
урок, уйдя в кино, или всем классом не сделать домашнее задание. Кроме того, известен
случай, когда компания «заговорщиков» похитила журнал и погрузила его в
вечность на дно реки Карповки. Или – в 1945-м Фирсов с приятелем Левой Власовым
обзавелись в кабинете директора чистыми бланками аттестатов и пачкой
незаполненных похвальных грамот, которые впоследствии использовались для помощи
старшим и младшим товарищам, а также становились объектами неформального
внутришкольного (и не только) обмена.
Подобная
предприимчивость проявлялась и в другой стороне жизни Фирсова в школьные годы. На
пишущей машинке, привезенной матерью в качестве «трофея», Фирсов-младший после
войны, пытаясь помочь ей в деле добычи средств, печатал пригласительные билеты
на вечера танцев и концерты школьного джаза, на которых играл он сам – «Таких
красивых билетов не было ни у кого» [см., например, в разделе «Документы» – «Пригласительный
билет, программа концерта джаз-оркестра 55-й мужской средней школы Приморского
района и шарж на участников вечера].
Также
не прошло даром раннее увлечение музыкой (пускай вынужденное). Только объектом
притяжения становились зачастую не классические концерты, а более приватная
музыка, танцы, эстрадная песня, романс.
Главное, что
покупал советский народ до войны, были песни и романсы в исполнении К.
Шульженко, В. Козина, Т. Церетели, Л. Наровской, Г. Виноградова, Л. Утёсова с
его сердцем, которому не хотелось покоя, джазовая музыка А. Цфасмана, Я.
Скоморовского и других музыкантов-исполнителей, кто умел и мог достучаться до
сердца и души предвоенного поколения, настроиться на волну его сокровенных,
интимных переживаний. Приватность мира патефонной музыкальной культуры –
несомненный факт. Именно здесь, на мой взгляд, берет свое начало советский
андеграунд. Это были музыка и песни, адресованные Мне лично. Я еще не мог их
создавать, но Я уже мог выбирать и слушать нечто, что соответствовало Моим
художественным вкусам и могло считаться адресованным «непосредственно» Мне.
Ввиду
этого увлечения Фирсов-младший записался на занятия «танцкласса», где быстро
выучил основы фокстрота, танго, вальс-бостона; и начал учить их исполнять своих
школьных друзей. Позднее они даже создали собственный джаз оркестр со смешным
названием, мимикрирующее под нескладные наименования некоторых военных
предприятий – «Джаз-оркестр 55-й мужской средней школы Ждановского района, где
директором является Василий Матвеевич Шиков».
Предлагаем
обратить внимание на раздел «Документы», в котором представлена переписка
Фирсова с матерью о школьных делах; его дневник с удивительными зарисовками и
диковинным для наших дней школьным предметом под названием «дарвинизм»; аттестат
зрелости с единственной четверкой по русскому языку; а также те самые
пригласительные билеты, напечатанные на «Континентале».