После конфликта по поводу дальнейшего продвижения по партийной лестнице, обком назначил Фирсова на должность директора Ленинградской студии телевидения (ЛСТ). Не слишком продолжительный период работы в этом амплуа совпал со значительными переменами. Касались они не только масштабов всей страны (с критикой сталинизма и разворачиванием «оттепели»), но и с развитием отдельно взятой отрасли – телевидения. Это было время распространения телевещания на всей территории СССР – стремительно создавалась его инфраструктура (телецентры, производство массовой техники и т. д.). Технический бум, пересекаясь с оттепельными идеологическими тенденциями, способствовал формированию новой советской телевизионной эстетики, «локомотивами» которой, по выражению К. Рот-Эй, становились телевизионные «энтузиасты». Они шли в ногу с динамикой культурного ландшафта эпохи и представляли свою деятельность средством демонстрации правды и освобождения от оков сталинизма, а телевещание считали инструментом для «построения нового советского общества» [Roth-Ey K. Moscow Prime Time. How the Soviet Union Built the Media Empire that Lost the Cultural Cold War. Ithaca, 2011. P. 223].

Таким энтузиастом был и Фирсов, окруживший себя командой единомышленников. Вместе они создавали передовые передачи (например, молодежный «Горизонт»), знакомили советских граждан с современной и классической русской литературой (например, «возвращали» творчество Ф. М. Достоевского и переосмысляли А. А. Блока), а также освещали некоторые детали мирового творческого процесса.

К тому же я основательно “заболел” телевидением, чувствовал необходимость его основательной перестройки в том, что касалось организации телевизионного дела в стране, управления телевидением, развития многопрограммности (я принимал непосредственное участие в разработке концепции второй, местной и третьей, образовательной программ ЛСТ), взаимоотношений ТВ со зрителями. Работа позволила мне хорошо представлять пути развития телевидения за рубежом. [Из воспоминаний Б. М. Фирсова // Ф. Л-1. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 18].

Подобная свобода в выборе форматов и основ повествования не единожды приковывала внимание как местных властей, так и органов госбезопасности. На протяжении 1962–1966 годов между ЛСТ и этими ведомствами случались регулярные «стычки». Самые скандальные из них были связаны как раз с передачей «Горизонт» и работой Литературно-драматической редакции. Например, без внимания не осталась экранизация романа Дж. Стейнбека «Зима тревоги нашей».

Но более громким было дело вокруг телефильма «Я шофер такси», съемка и монтаж которого завершились к октябрю 1963-го. Это был дебют режиссера Л. Цуцульковского, который из-за сложившейся конфликтной ситуации смог закрепиться в роли режиссера Лентелестудии только с начала 1970-х. Также картина была первой сценарной работой В. Кунина, по задумкам которого впоследствии снимались широко известные картины на крупнейших студиях страны. Судя по всему, фильм был уничтожен. В мае 1964 года Фирсов получил партийное взыскание с занесением в личное дело [Подробнее: ЦГАИПД СПб. Ф. 4505. Оп. 24. Д. 748]. Само по себе это событие не было фатальным, однако свидетельствовало о том, что конфликт с местными органами власти становился всё более напряженным и рано или поздно должен был проявиться с новой силой.

Так и случилось. Поводом стал легендарный выпуск телепередачи «Литературный вторник» от 4 января 1966 года, который в прямом эфире транслировался не только по локальной сети, но и на всю страну. Он был посвящен теме сохранения традиций культуры в русском языке — в разговорной речи, литературе, в старинных названиях городов и улиц. Участники дискуссии (а именно – писатели Л. Успенский, О. Волков, В. Солоухин, литературный критик В. Бушин, литературоведы и искусствоведы Б. Вахтин, В. Иванов, Д. Лихачев, Л. Емельянов) играли на поле идеологически опасных тем. Обращение к творчеству А. Битова, Б. Пастернака, Е. Замятина и других авторов в положительном свете (как к примерам каноничной русской словесности) становилось объектом притяжения внимания партийных контроллеров. Особенно «ошибочным» считался «излишне раскованный» разговор о работах А. Солженицына. Убедиться в «революционной открытости» обсуждения можно, ознакомившись с стенографической записью передачи, опубликованной в документальном разделе (см. ниже).

Выпуск мгновенно вызвал реакцию как местных властей, так и телевизионного главка, куда, по некоторым сведениям, за разъяснениями по поводу передачи обращался лично М. А. Суслов. В итоге, кампания обличения продолжалась чуть более месяца (с 7 января по 18 февраля). Фирсов, редакторы и режиссер были уволены. В справке для идеологического отдела ЦК КПСС подобное решение объяснялось «нежелательными последствиями»:

Участники передачи игнорировали элементарную журналистскую этику, отступив от тезисов, утвержденных руководством телевидения в соответствии с существующими правилами. Этот факт использования телевидения в целях пропаганды субъективистских ошибочных взглядов привел к нежелательным последствиям. Неправильная участников «Литературного вторника» нашла одобрение в ряде писем, поступивших на Ленинградское телевидение. Так, гр. Степанов из Москвы пишет, что переименование Петрограда в Ленинград было ошибкой. В другом письме за подписью «Семейное общество» содержится призыв объявить сбор денег среди населения на реставрацию церквей. Научные работники Института русского языка Академии наук СССР т.т. Григорьев и Строганов считают варварством переименование Охотного ряда в проспект Маркса [см. ниже в разделе документов].

Но на этом взаимодействие Фирсова с телевидением не прекратилось. В письме Б. З. Докторову он объяснил это так:

Однако роман с телевидением был продолжен, но на изменившейся основе. Несмотря на явно нетрагический вариант телевизионного исхода, большое число людей проявили ко мне участие» [Из воспоминаний Б. М. Фирсова // Ф. Л-1. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 17].

Сюжет с его увольнением с ЛСТ свидетельствует не только о работе идеологической цензуры (её дискурсивном измерении и механике функционирования), но и о том, что советскую систему не следует понимать бинарно. Казалось бы – руководитель, отстраненный за серьезный идеологический проступок, в «активе» которого значилось ещё и партийное взыскание, вряд ли мог рассчитывать на продолжение работы в той же сфере. Однако случай Фирсова утверждает обратное – руководство Гостелерадио рассчитывало на него и оформило начинающему социологу стажировку в Великобританию, где тот намеревался познакомиться с работой радио- и телеорганизаций мирового масштаба. Руководитель комитета того времени Н. Месяцев надеялся, что Фирсов впоследствии займет один из руководящих постов в ведомстве, а зарубежный опыт пригодится ему в организации телепроцесса.

Тем не менее, подобному плану на карьеру Фирсова не было суждено осуществиться. Времена менялись. На советском ТВ происходили перестановки. Месяцева в 1970-м сменил С. Лапин, с чьим именем связывают ужесточение идеологического контроля на телевидении. Лапин не ставил на Фирсова. Более того, скорее недолюбливал его и называл «агентом Би-Би-Си». Но «роман с телевидением» всё же некоторое время ещё продолжился, поскольку Фирсов использовал накопленный опыт и данные исследований 1960-х для работы над общей теорией массовой коммуникации, которая в те годы притягивала умы многих крупнейших социологов страны.

В конечном счете, Фирсов написал ряд знаковых работ для осмысления телевидения в контексте теории массовой коммуникации. Он публиковался в таких известных журналах, как – «Советское радио и телевидение» и «Техника кино и телевидения». А в 1969 году досрочно защитил кандидатскую диссертацию на тему «Социальные проблемы телевидения». Автореферат диссертации опубликован ниже в документальном разделе.