Алексеев был скорее нетипичным героем социологического мира периода «застоя». Причина этому – в специфике самой дисциплины эпохи «развитого социализма». Исследователи нередко вынуждены были «вписывать» свои разработки в идеологические максимы, ссылаясь на классиков марксизма-ленинизма. Кроме того, это было время господства количественных методов обработки первичных данных, в которых качественному анализу зачастую не было места. Вот как Б. М. Фирсов характеризовал ту эпоху в истории советской социологии:

«Суть социологической деятельности в тот период состояла не в анализе социальной ситуации, а в разработке бесконечных текстов (социальные паспорта, карты социального фона), призванных доказать осуществимость невозможного – гармонии в отношениях человека и агонизирующего общества. <…> Здесь лежат корни принципиальных <…> несовершенств методов и техник многих, в первую очередь “заказных”, социологических исследований 70–80-х гг. – отрыв методик от реальных жизненных проблем и представлений людей, утрата целостного человека в качестве объекта исследования, математический фетишизм как демонстрация псевдоточности на недостаточной фактической и содержательной основе, своеобразный культ формальных методов в ущерб содержательному анализу, “приправленный” прагматическими обещаниями» [Фирсов Б. М. История советской социологии: 1950–1980-е годы. Очерки. СПб: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2012. С. 294–295].

Но время конца 1970-х – начала 1980-х стало рубежом для советской социологии, поскольку сразу ряд специалистов обратились непосредственно к полевой работе, связанной с изучением циклов производственной деятельности. А. Н. Алексеев, Ю. А. Щеголев, С. М. Розет и А. А. Категат практически одновременно поступили на работу в разные предприятия, чтобы понять, как устроен мир рабочего в социалистическом государстве.

Из этой четверки Алексеев оказался наиболее успешен в производстве текстов и детальной фиксации действительности системы производства. При этом он подчеркивал особую значимость научного диалога с коллегами для собственных изысканий, отмечая не только эту «четверку» [См. документ ниже: Социальные нормы, инновационный процесс, активность личности, или Человек в системе реальных производственных отношений (1983 год) // Ф. Л-19. Оп. 11. Ед. хр. 3. Д. 24].

Работая с 1980 года на Ленинградском заводе полиграфических машин, Алексеев разрабатывал новый для советской социологии метод – «наблюдающее участие». Он даже противопоставлял (уже в 1990-х годах) такой подход «включенному наблюдению», поскольку полагал, что, в отличие от второго, «наблюдающее участие» предполагает непосредственное воздействие на описываемую реальность. Безусловно, «включенное наблюдение» не ограничивается ошибочным постулатом необходимости описания действительности «такой, какая она есть», без вмешательства в её положение вещей. Но подобная интерпретация своего подхода Алексеевым была вызвана тем, что у социолога (как и у большинства его коллег) не было возможности знакомиться с текстами западных коллег, для которых «вторжение» в жизнь изучаемого сообщества было в порядке вещей. В этом смысле, Алексеев проделал феноменальную для советской науки работу в деле создания нового подхода, основанного на качественных методах.

Кроме того, Алексеев оставил по итогам своего «второго хождения в рабочие» не только аналитические тексты, но и внушительные по объему источники по истории формальных и неформальных отношений внутри рабочего коллектива «Ленполиграфмаша» 1980-х годов, которые могут стать основой для анализа трудовых отношений в советских период.

Алексеев и сам был «источником» появления новых практик неформальной коммуникации на заводе. Например, в его цехе несколько лет без дела стоял координатно-револьверный пресс (ПКР), которому Алексеев быстро нашел применение и придумал разные способы оптимизации трудоемких процессов. Так он создал на заводе условия для ведения коллективной «партизанщины»:

«История о “партизанщине” [организованной Алексеевым] позволяет нам посмотреть на организацию труда на советском предприятии в том числе через призму автономии на рабочем месте. С одной стороны, наладчик Алексеев стремится наладить работу ПКР. Этим он демонстрирует область своей независимости как рабочего, способного влиять на администрацию даже в ситуации, когда последняя не стремится решить вопрос со станком <…> С другой стороны, эта история проливает свет и на форму присутствия администрации в процессе организации труда рабочих, которые имеют автономию не только в ходе освоения нового оборудования, но и в управлении своим доходом, и как следствие – плановыми обязательствами <…> рабочие успешно поддерживают автономию на рабочем месте, избегая формального контроля администрации, но в то же время они как будто “тяготеют” к нему, выполняя план несмотря ни на что (проявляя изобретательность в работе, они стремятся к тому, чтобы их труд стал более “ритмичным”)» [Пинчук О. «Партизанщина» на позднесоветском заводе через призму драматической социологии Андрея Алексеева // Интеракция. Интервью. Интерпретация. 2022. Т. 14. №3. С. 89–90].