В 1958 году была образована Советская социологическая ассоциация, отделение которой несколько позднее появилось и в Ленинграде (ЛО ССА). Алексеев и в период театральной работы, и во время эксперимента социолога-рабочего всегда находился на видных ролях в этой организации, разворачивая преимущественно свою деятельность в Институте социально-экономических проблем АН СССР (ИСЭП) [Подробнее об истории советской социологии в Ленинграде см. содержательный сборник – Ленинградская социологическая школа (1960-е – 1980-е годы). М., 1998].

К сожалению, в фондах Открытого архива Европейского университета период 1970–1980-х в истории советской социологии представлен не так развернуто в сравнении с более поздним временем (об этом см. раздел настоящей выставки – «Драматическая социология», или «Профессия – социолог»). Но всё же несколько заметных контекстов важно подсветить с опорой на приведенные ниже и прочие документы из фонда Андрея Николаевича.

Многие коллеги, как уже отмечалось ранее, неоднократно подчеркивали принципиальность, бескомпромиссность и педантичность Алексеева. Об их правоте, например, свидетельствуют материалы отчетно-выборного собрания в ЛО ССА в январе 1983 года. Тогда состоялись выборы в бюро отделения, по мнению Алексеева, специально назначенные на время, когда многие коллеги не могли явиться и высказать своего мнения по поводу кандидатур в члены бюро организации. Поэтому он называл выборы нелегитимными из-за очевидного отсутствия кворума. Следование правилам для Алексеева всегда было выше (не-)формальных договоренностей. Поэтому, невзирая на дружеские отношения с членами президиума, он писал о недопустимости такого положения вещей и в обком, и в ЦК КПСС, отмечая, что нелегитимность мероприятия рушит принципы «демократического централизма»:

«Что в итоге? Прошедшее в явно неформальной обстановке, неправомочное собрание Ленинградского отделения ССА избрало, соответственно, “незаконное” бюро <…> Нельзя так готовить собрания, нельзя так их проводить, комментируя в глазах участников не только научное сообщество, членами которого они являются, но и партийное руководство наукой» [Раздел из документальной повести «Дело Алексеева»  под названием «На сотню умных – один дурак (“Из жизни ССА” и “Диалоги о демократическом централизме”) // Ф. Л-19. Оп. 4. Ед. хр. 3. Д. 7. Л. 5–6].

Такую активность в деле поиска справедливости Алексеев называл «смыслоустремленной парадигмой», иронически принижая свою роль в жизни социологического сообщества – «на сотню умных [в ассоциации] должен быть хоть один дурак». Впоследствии этот сюжет, в частности, использовался для создания образа «непримиримого борца с Системой» в годы перестройки. Использовался и иной сюжет, демонстрирующий отмеченные выше черты социолога. Речь об исключении из партии давнего друга Алексеева, социолога из Тартуского университета – Юло Вооглайда, с которым он познакомился ещё в 1960-е года на семинарах в местечке Кяэрику. В 1975 году, обращаясь в Комитет народного контроля при ЦК КПСС и в ЦК КП Эстонской ССР, он отмечал:

«Будучи полностью уверенным в честности Ю. Вооглайда перед партией, его преданности идеалам коммунизма, показанной всей его научной и общественной деятельностью, я убежден в несправедливости решения, принятого парткомом ТГУ. <…> Я верю, что в конечно итоге будет принято объективное решение <…> Но чем скорее это будет сделано, тем лучше. Ошибку легче предупредить, чем исправить <…> Нельзя сбрасывать со счетов, что исключение из партии Ю. Вооглайда является событием далеко не местного значения» [Обращение А. Н. Алексеева в Комитет народного контроля при ЦК КПСС [27 июня 1975 года // Ф. Л-19. Оп. 13. Ед. хр. 3. Д. 18. Л. 1–2].

Но помимо «непримиримой борьбы» алексеевские материалы о ленинградской социологии демонстрируют и набор неформальных практик, дружеских связей и специфике юмора в институции. О последнем, например, свидетельствует шутка Алексеева, которая была облачена в форму отзыва (направленного в «ВАК») на «диссертацию» его близкого друга – О. Б. Божкова. Заключительная часть «отзыва» особенно комична:

«Из вышеизложенного совершенно очевидно, что фактический материал диссертации не репрезантативен, что выполнена она на весьма низком научно-теоретическом уровне, с неверных методологических позиций, изобилует многочисленными орфо-, синта-, семант- и иными ическими ошибками, что, разумеется, нисколько не снижает общей высокой оценки представленной работы и дает все основания утверждать, что автор достоин искомой степени, а работа заслуживает опубликования» [Шуточный отзыв А. Н. Алексеева на «диссертацию» О. Б. Божкова // Ф. Л-19. Оп. 13. Ед. хр. 2. Д. 9. Л. 3].